marina dorih

marinadorih, 3 Сен

«Мама»

Деревня кипела привычным ритмом жизни. Под прозрачным белым хрусталём еле слышно что-то тихо напевала речка, на свирели леса, не торопясь, играл ветер, а белые пушистые кудри снеговых туч как бы случайно цеплялись за верхушки сосен. Хотя на календаре января серой краской рисовался будничный день, но люди знали, что сегодня религиозный праздник и можно немножко отдохнуть от обычных забот. Традиционно с самого утра в этой маленькой деревушке ходили в гости или принимали родственников, соседей, друзей.

– Всё, мама, спасибо за вино. Пойду, наверное, – подымаясь из-за стола, произнесла Екатерина.

– Да посиди, доченька, Васи и так ещё нет, – успокаивала дочь Лидия Станиславовна, немолодая, но всё ещё полная сил крестьянка.

– Нет… надо… – несвязно ответила пьяная 30-летняя женщина. – Не знаю, что делает Петя. Может, заработал что-то. Хоть на хлеб будет. Другой пользы с него и так нет. Чертёнок, а не ребёнок, – выходя на улицу всё ещё бормотала себе под нос женщина.

Семья Фёдоровых жила в постоянной нехватке средств. Нищета, будто чёрная тень, тревожно нависала над старым, пониклым домиком с одной комнатой, кухни и узенького коридора. С тех пор, как Василия Павловича сократили на заводе, у Фёдоровых начались настоящие трудные времена. Катя, которая нигде не работала, полностью забросила хозяйство, начала часто выпивать. Муж тоже подружился с «зелёным змеем» и нередко составлял супруге компанию за «трапезой». А на содержании родителей остались двое несовершеннолетних детей. Света училась в третьем классе, а Пете недавно исполнилось только шесть лет.

– Вася неплохой человек. Жаль, что так сложилось и он, хороший специалист, сейчас вынужден торговать у соседа в лавке за копейки. Даже на молоко тех денег мало, – размышляла по дороге Екатерина. – Сегодня поехал к бывшему сослуживцу в другой район и, наверное, за бутылочкой засидится до глубокой ночи. Хотя… Хорошо, когда его нет. С тех пор, как появился сын, с мужем испортились отношения. Не хотела я этого ребёнка никогда. А он: «Рожай, рожай. Как-то будет». Света хоть находит общий язык со мной, даже когда натворит что-то, я не строга с ней. Она молчит всегда. Что-то уже и покушать может сделать, прошлый год даже в огороде колдовала…Она ласковая, весёлая, спокойная. А этот… Отправлю его милостыню просить, а он – то дождь, то снег, то жара, то мороз… ему всё время что-то мешает. А когда на стол надо еду положить… а нечего… желудок же играет свою симфонию… Тогда что? Сосульки сосать… или на луг идти пасти траву с чужими коровами? Жалуется, что одежды у него нет, а откуда я ему денег возьму? Пусть просит себе у других… у тех, у кого они есть… Не пойду же я воровать…

– Добрый вечер, Екатерина, – внезапно прервала размышления учительница дочери Алиса Станиславовна, которую Катя терпеть не могла за высокие нравы и интеллигентность.

– Добрый… кому добрый, – проворчала женщина, отвернув голову в другую сторону.

– Ой, видела я твоего Петю, – не отставала соседка.

– Такой славный мальчик, красивый, вежливый, всегда здоровается. Подрастёт, будешь иметь, кем гордиться. – продолжала она.

– Большая гордость! – закипела Фёдорова.

– Ненавижу его, ненавижу, – повторяла уже мысленно Катя. – Это из-за него мне порезали весь живот, шрам до сегодня иногда болит. Его рыдания всегда действовали мне на психику. Смотрю на него и думаю: почему не сделала тогда аборт, почему? Он высосал ещё в утробе с меня всю кровь, вытянул все жизненные соки с организма, будто злокачественная опухоль. Меня упрекают, что отправляю его часто голодным спать. Да! Ну и что? Не заработал – не будет кушать! Говорят, что бью его… Конечно! Это закаляет характер. Он же не девочка, мужиком должен быть. Я всех домашних одна должна держать в руках… таков мой крест…

Екатерина Фёдорова имела собственную философию семейных отношений. Она была безупречным лидером, которого все должны были слушаться, танцевать под её дудочку. Даже мужа держала под своим каблуком. Высокая, худощавая, с длинными, чёрными, как сажа, волосами и взглядом хищницы, женщина получала удовлетворение от физического насилия над сыном. Что бы он ни сделал, всё её не устраивало, всё было ей не по душе, всё выводило из себя. Не раз со слезами на глазах Петя умолял маму не колотить его, но зря.

Да и Василий, видя ужасный характер супруги, последнее время не спешил домой, ведь в доме всегда был бардак, с женой постоянная ругань. Но больше всего его тревожили не ненужные Екатерине грязные запущенные дети, а душераздирающие рыдания сына. Они резали, как нож, его больное сердце. Низкий, плотный, седоволосый не по годам с наивным детским взглядом тридцатипятилетний человек боялся супруги, как демона. «Я всем вам покажу, кто я такая!» – каждый вечер «для профилактики» на всех домочадцев орала женщина.

– Ах ты, маленькая зараза! Почему не дома? Что здесь делаешь? – закричала она, увидев, как Петя играет с монетками, выстраивая из них высокую башню.

– Иди сюда! Давай деньги! Видишь, сколько заработал, когда хочешь, – кричала мать.

Мальчик вздрогнул от ужаса, когда женщина начала к нему подходить. Ему очень хотелось ещё поиграть, ведь у него никогда не было игрушек, как у других детей. Он не желал возвращаться в тёмное, сырое, холодное жилище, поэтому без раздумий начал бежать, не зная куда, только вперёд. Но Катя быстро догнала его.

Удары матери и биение сердца, а между ними ругань, из-за которой Петя только услышал: «Мерзавец! Я научу тебя слушаться, будешь у меня шёлковым. Как щенок будешь выполнять мои команды!»

Домой женщина то тянула его по земле за руку, то толкала ногами в спину.

– Отпусти меня, я сам. Бери деньги, – плакал ребёнок.

Но Екатерина не слышала его рыданий, она ещё больше неистовствовала. В доме не было никого. Света засиделась у подруги, Василий тоже ещё не вернулся.

– Ну, теперь ты у меня попляшешь! Начинается воспитание! – кричала женщина, вытягивая из-за шкафа топор.

– Мама! Перестань! Я больше не буду, – дрожал в уголке мальчик.

– Ты ещё смеешь мне указывать, – в ярости кричала женщина, с размаху ударяя ручкой хозяйственного инструмента по голове сына.

Петя замолчал. Больше не сопротивлялся, не плакал, не вымолвил единственного слова.

Когда Фёдорова остыла, бросила ребёнка на диван, а сама вытянула из тайника спрятанную бутылку водки и выпила несколько стаканов.

На то время, как вернулся муж, Екатерина уже дремала за столом, а Света выпекала на подсолнечном масле хлеб (больше еды в жилье не было). Василия насторожило, что Петя, который всегда радостно его встречал и бросался с разгона на шею, неподвижно лежал, не реагируя ни на что.

– Что с сыном? – спросил он у супруги.

– Живот болит, – равнодушно ответила женщина и уснула снова.

Отец подошёл к ребёнку. На губах сына была густая белая пена, из затылка струилась кровь, а руки-ноги изувечили синяки. Он в бреду то открывал, то закрывал полные боли глаза. Не понимая что случилось, Фёдоров побежал за врачом. Мальчика сразу же отвезли в больницу.

Когда утром взволнованный отец позвонил узнать о самочувствии Пети, ему со скорбью сообщили, что он умер.

– Ты! Ты убила его! – впервые в жизни Фёдоров ударил в лицо только что проснувшуюся, всё ещё пьяную, жену.

– Кого? – с недоумением спросила Катя.

– Петю! – содрогаясь от злости, произнёс Василий.

– А где он? – пытаясь прояснить память, спросила женщина.

– Уже на небесах, – тяжело промолвил Фёдоров.

– Господи! Я же не хотела!.. Почему?.. Почему?.. Боже!.. Это же мой ребёнок! Я же, в конце концов, его любила, – вытирая слёзы, впервые в жизни произнесла Екатерина.

P.S.:

Это реальная история из жизни, изменены только имена действующих лиц. Екатерина была осуждена на пять лет лишения свободы. Василий развёлся с женой. Света осталась жить с отцом. Недавно Катя вышла из тюрьмы, и сейчас ждёт ребёнка от нового «гражданского» мужа.

© Copyright Марина Дорих 2011